Андрей Ильин - Игра на вылет [= Секретная операция]
Обезболив место будущей операции, я надрезал кожу, зацепил, раздвинул, зафиксировал края ранки, осушил выступившую кровь. Далее предстояло самое неприятное — создание полости для микрофона. Не в пластилине создание, не в гипсе — в собственной кровоточащей и дергающейся от боли плоти. Я углубил скальпель, поддел, приподнял одну из мышц, ниже нее нащупал другую, которую оттянул с помощью пинцета. Готово. На теле образовалась нужного размера и, что важно, не прилежащая к коже дырка. Небольшая, может быть, с три спичечных головки. Обильно полив рану заживляющим раствором, я из стерильной упаковки вытащил микрофон, вдавил его в мышцы и свел края раны, залепив кожу специальной, бактерицидного действия, клейкой лентой. Я очень надеялся, что на коже не останется заметных следов. В противном случае придется повторять операцию в другом месте.
И еще я очень надеялся, что рана не воспалится. Еще в первой Учебке, где нас обучали подобным премудростям, у одного не выдержавшего должной стерильности курсанта уже через день разбарабанило руку до размеров футбольного мяча. В образовавшейся в результате этого полости можно было спрятать уже не только микрофон, но и среднего калибра миномет. В результате курсанта списали в строевую часть.
Закончил операцию я произнесением банальной фразы — нет, не «будьте здоровы», еще более банальной:
«Раз, два, три, прием, как слышно, проверка микрофона». Я же не ради здоровья операцию делал, ради совсем иных целей. Тем более что эта дырка не первая и не последняя на моем теле. Если по поводу каждой торжественные слова говорить — язык устанет.
Микрофон, ставший частью моего организма, работал исправно, хотя и «болел». Теперь мне оставалось доставить его к месту назначения. И как можно скорее.
Записывающий магнитофон, кстати, действительно внешним видом напоминающий своих бытовых собратьев я установил в по случаю купленной машине. По-настоящему купленной. Без подвоха. Здесь довериться находящимся в розыске лошадиным силам я не мог. Здесь все должно было быть чисто.
К записывающему магнитофону я приставил одного, знать не знающего, что творит, лоха.
— Хочешь заработать? — спросил я его. — Хочешь заработать целую машину? Вот эту. За три недели! Тогда будешь ездить, куда укажет вот эта стрелка. Стрелка всегда должна быть приближена вот к этой риске. Понял? Если стрелка станет сваливаться сюда — разворачивайся в противоположную сторону, если сюда — притормаживай, если замрет — останавливайся и ты. Ясно?
Стрелка была присоединена к прибору, фиксирующему удаление приемника от микрофона. Микрофона, который был вшит в меня. Чрезмерное удаление или опасное приближение находило визуальное отображение на шкале. Все проще пареной репы. Для интеллекта двоечников.
Сигнал выдавался в эфир нечасто, сверхкороткими импульсами и только в момент передвижений, для чего мне надо было только напрячь определенные, прилегающие к микрофону группы мышц. Все это очень затрудняло, а если не знать, в какой момент будет происходить передача, делало невозможным радиоперехват.
— Вот тебе ключи, вот доверенность, вот деньги на бензин и прочие непредвиденные расходы. А вот удостоверение, чтобы ты знал, на кого работаешь и что с тобой станет, если ты надумаешь удрать или по пьяному делу сболтнуть лишнего. Осознал? Проникся? Тогда действуй.
К лоху в пару я поставил напарника — глухонемого, чтобы они не могли сговориться, и примерно столь же развитого, как многоречивого, уголовника, найденного по картотеке УВД с помощью первого подвернувшегося под руку участкового лейтенанта. Пара вышла неплохая. Один насупленно молчал, держась за ручку громадных размеров ножа, другой, периодически испуганно озираясь, крутил баранку. Отлучаться от машины я им запретил категорически, повязав круговой порукой. Если давал маху один, то не получали вознаграждения оба.
Ради тренировки и проверки на дееспособность и честность своих помощников я прилепил резервный, работающий с периодичностью один сигнал в четверть часа, микрофон к случайному таксомотору и посмотрел, что из этого выйдет. Ох и поездили по городу мои новоиспеченные коллеги, ох и помотались. Но экзамен выдержали. С честью.
Пока они ездили, я, прилагая всевозможные усилия к заживлению раны, спал. Сутки напролет. Не по легенде, для себя. Только во сне я мог по-настоящему оберечь рану от нагрузок. Только во сне я мог восстановить растраченные в бесплодной борьбе силы и хоть на какое-то время забыть о своих неразрешимых проблемах. Прочие реабилитационные меры мне были недоступны. Я даже не мог позволить себе ради расслабления напиться. Так, чтобы лыка не вязать, так, чтобы ни о чем не помнить, ни о чем не думать, ничего не бояться. Очень бы не помешало. Но увы — спецы живут и умирают исключительно на трезвую голову.
Когда кончился сон — началось дело. Дело, которое ничего приятного мне не сулило.
Подъем. Приведение себя в порядок. Контроль обживших салон «жигулей», как собственный дом, помощников. Подъезд попутным транспортом, подход пешедралом к «базе отдыха».
Тук-тук. Открывайте ворота. Это я.
— Мужик, ты чего? — вылезла из-за двери КПП взлохмаченная голова.
— Я отдыхать. Если это база отдыха.
— Во дает! — расхохотался привратник. — Во чудит. А глаза-то, между прочим, не смеются. Глаза хватко и сноровисто ощупывают мою фигуру, дорогу, ближние кусты. Не оттопыривается ли левое плечо, не видна ли поблизости «случайно» заглохшая машина. А уши слушают. Природу слушают. Птичек-галочек-ворон. Не волнуются ли они, не кричат ли громче обычного в кустах, потревоженные скрывающимися за листвой незнакомцами. Нет? Левая рука, как ей положено согласно анатомии, прилежит к телу, машин не заметно, галки молчат.
— Ты, видно, мужик, адресом ошибся. У нас ведомственный санаторий. Понял? Ведомственный. Сюда с улицы не попадают.
— А я не с улицы, я из леса.
Объявился второй «вахтер». Вышел на крыльцо. Потянулся. Зевнул. Осмотрелся по сторонам.
— Шел бы ты, мужик, откуда пришел. Не тревожил бы наш служилый покой.
Понятное дело. Заспался охранник во время ночного дежурства. Никак глаза разлепить не может. Работа у него такая. Раз в полдня перед машиной ворота открыть, потом закрыть и снова на топчан, поближе к электрообогревателю. Хорошая работа!
Только отчего у заспанного «вахтера» такие глазки быстрые. И как это он так ловко за моей спиной оказался, что я почти и не заметил. И зачем ему, на топчане лежа, на все пуговички застегиваться и на все дырочки ботинки шнуровать? Чтобы отдыхать сподручнее было?
— Может, точно ошибся? Может, прочитал что не так? — согласился я и полез во внутренний карман за бумажкой с адресом.
И второй «вахтер» полез. Вроде как подмышки почесать. А первый так вообще давно руку из карманов брюк не вынимает. Ну да, у него же там сушка надкушенная к чаю припрятана. Боится ее без присмотра оставить. Боится, чтобы не умыкнул кто.
Критическая отметка. Рубикон. Последняя возможность мирного урегулирования конфликта. Или я читаю бумажку, досадливо хлопаю себя ладонью по лбу и, матерясь и проклиная почерк жены, ухожу. Или остаюсь. И тогда сюжет будет развиваться уже не в комическом ключе. Отступить, пока не поздно? Или переть буром дальше? Думай, Резидент!
За забором послышался шум приближающейся машины. Но «вахтеры» к воротам не побежали, раскрывать их не поспешили. Странные какие-то «вахтеры»! Такие же, как база отдыха,
Все как и должно было быть. Подъехала поднятая сигналом тревожная группа. Эти в дело сразу не полезут. Отсидятся в машине, пока «вахтеры» выясняют что да как. Эти рассчитаны на крупную потасовку.
Ну так вперед или назад? На рожон или по домам?
— Ты, видно, мужик, чего-то не понимаешь! Ты, видно, на разъяснения набиваешься! — сменил тон с добродушного на угрожающий вставший за моей спиной охранник. — Ты, наверное, тугодум. Тебе же сказали — мотай отсюда, если неприятностей не хочешь огрести.
А я, может быть, именно за неприятностями сюда и пришел. Может, они мне как раз и нужны. Может, я их коллекционирую. И, собственно говоря, почему он грубит? Он, наверное, забыл, что ничто не дается человеку так дешево и не стоит ему так дорого, как неуместная грубость. Так бы я, может, еще и передумал. А теперь ни за что.
— Ребята, мне бы только главврача увидеть, только пару слов ему сказать, — уничижительно, с подскуливанием замямлил я, чем окончательно вывел охранников из себя. Злобные собаки громче всего гавкают на заведомо бессильные жертвы.
— Вали отсюда. Пока тебе кости не переломали! — угрожающе прошипел охранник, залихватским приемом пытаясь завернуть мне руку.
Я не сопротивлялся. Я позволил ему продемонстрировать нагулянную на казенных харчах силушку на моей безвольно провисшей правой конечности, а пока он целеустремленно, пыхтя и краснея, вертел ее в сторону, свободной рукой аккуратно вытянул из его заплечной кобуры пистолет. С энтузиастами силовых, борцовских упражнений такие номера обычно удаются легко.
